Becoming. Моя история  - Мишель Обама

Мы заказали мартини и стали болтать. После четырех месяцев в качестве POTUS и FLOTUS мы все еще перестраивались – выясняя, как одной стороне нашей личности наладить контакт с другой и что все это значит для нашего брака. Теперь в сложной жизни Барака не осталось ни одной детали, которая не влияла бы на мою жизнь, а значит, у нас появилось много общих тем для разговора – например, то, что его команда решила запланировать зарубежную поездку на время летних каникул у детей или то, что никто не слушал начальника моего штаба на утренних совещаниях в Западном крыле. Но я старалась избегать таких обсуждений, не только этим вечером, но и вообще. Если у меня возникали вопросы к происходящему в Западном крыле, я обычно передавала их Бараку через своих сотрудников, делая все возможное, чтобы не допустить дела Белого дома в наше личное пространство.

Иногда Бараку хотелось поговорить о делах, но чаще всего он тоже избегал этой темы. Бо́льшая часть его работы была совершенно изнурительной, проблемы казались огромными и часто неразрешимыми. General Motors находилась в нескольких днях от подачи заявления о банкротстве. Северная Корея только что провела ядерные испытания, и Барак вскоре должен был отправиться в Египет, чтобы выступить с важным обращением, протянув руку помощи мусульманам всего мира. Земля вокруг него, казалось, не переставала дрожать. Каждый раз, когда старые друзья заходили в Белый дом, они смеялись над тем, с какой страстью мы с Бараком расспрашивали их о работе, детях, хобби, о чем угодно. Мы оба намного меньше интересовались обсуждением тонкостей нашего нового статуса и больше – сплетнями и новостями из дома. Мы скучали по обычной жизни.

Мы ели, пили и разговаривали при свечах, наслаждаясь пусть и иллюзорным, но все же ощущением, будто нам удалось сбежать. Белый дом – удивительно красивое и спокойное место, своего рода крепость, замаскированная под дом, и, с точки зрения агентов секретной службы, было бы идеально, если бы мы вообще никогда не выходили за его пределы. И даже в самом доме агентам больше нравилось, когда мы пользовались лифтом вместо лестницы, чтобы свести к минимуму риск споткнуться. Если бы у Барака или у меня была назначена встреча в Блэр-Хаусе по другую сторону уже перекрытой Пенсильвания-авеню, нас попросили бы воспользоваться кортежем, вместо того чтобы пройтись на свежем воздухе.

Мы уважали их бдительность, но иногда чувствовали себя как в тюрьме. Мне бывало непросто сбалансировать свои желания с требованиями безопасности. Если кто-то из семьи хотел выйти на балкон Трумэна – прекрасную дугообразную террасу, которая смотрит на Южную лужайку, и единственное полуприватное открытое пространство в Белом доме, – нам требовалось сначала предупредить об этом секретную службу, чтобы они перекрыли часть улицы E, откуда был виден балкон, расчистив ее от стаек туристов, собирающихся за воротами в любое время дня и ночи. Я много раз хотела посидеть там, но потом передумывала, понимая, какие хлопоты это вызовет; сколько экскурсий я испорчу только из-за того, что хочу выпить чашку чая на свежем воздухе.

Из-за того, что каждый наш шаг так сильно контролировался, мы с Бараком резко стали намного меньше двигаться – и попали в зависимость от маленького спортзала на верхнем этаже резиденции. Барак проводил на беговой дорожке около часа ежедневно, пытаясь восполнить недостаток физической активности. Я тоже тренировалась каждое утро, часто с Корнеллом, который был нашим тренером в Чикаго и теперь ради нас половину времени жил в Вашингтоне, приезжал по крайней мере несколько раз в неделю, чтобы потренировать нас с плиометрикой[153] и дополнительным весом.

Мы с Бараком всегда находили, о чем поговорить, и помимо государственных дел. За ужином мы болтали об уроках флейты Малии; о неизменной преданности Саши ее потрепанному одеялку, которое она накидывала на голову перед сном. Я рассказала смешную историю о том, как визажист недавно пытался и не смог приклеить накладные ресницы моей маме перед фотосессией, Барак наклонил голову и засмеялся – как всегда.

Кроме того, у нас в доме появился новый ребенок – семимесячный, совершенно неугомонный щенок португальской водяной собаки по кличке Бо, подарок нашей семье от сенатора Теда Кеннеди и выполнение обещания, которое мы дали дочерям во время предвыборной кампании. Девочки играли с ним в прятки на Южной лужайке, скрываясь за деревьями и выкрикивая его имя, а Бо бежал по траве на звуки их голосов. Мы все полюбили Бо.

Когда мы закончили ужинать и собрались уходить, все поднялись и зааплодировали, что показалось мне одновременно милым и совершенно излишним. Возможно, часть зала просто обрадовалась, что мы уходим.

Мы с Бараком создавали досадную помеху любой нормальной ситуации. Острее всего мы ощутили это, когда кортеж пронесся по Шестой авеню к Таймс-сквер, где несколько часов назад полиция оцепила целый квартал перед театром. Театралы теперь стояли в очереди, чтобы пройти через металлодетекторы, которых обычно не было, а исполнителям пришлось ждать начала спектакля дополнительные сорок пять минут из-за проверки безопасности.

Пьеса была великолепна – драма Августа Уилсона[154] из «Питтсбургского цикла» о временах Великой миграции, когда миллионы афроамериканцев покинули юг и хлынули на Средний Запад, как это сделали мои родственники с обеих сторон. Сидя в темноте рядом с Бараком, я была захвачена происходящим, немного поплакала и на короткое время растворилась в исполнении актеров и чувстве тихого удовлетворения оттого, чтобы временно быть не на работе, а просто со всеми вместе в нормальном мире.

Когда мы поздно вечером летели обратно в Вашингтон, я поняла, что мы еще не скоро снова решимся на подобное. Политические оппоненты Барака раскритиковали его за то, что он взял меня в Нью-Йорк на спектакль. Республиканская партия выпустила пресс-релиз еще до нашего возвращения домой, заявив, что наше свидание дорого обошлось налогоплательщикам, – и эта новость разошлась по всем кабельным новостям. Команда Барака спокойно призвала нас обращать больше внимания на политическую сторону действий, заставляя меня почувствовать себя еще более виноватой и эгоистичной за то, что я улучила редкий момент и провела время наедине с мужем.

Но дело было даже не в этом. Критики будут всегда. Республиканцы никогда не успокоятся. Пристальное внимание отныне правит нашей жизнью.

Дело в том, что это свидание как будто подтвердило наши как лучшие, так и худшие теории. Лучшие – мы все еще могли провести вместе романтический вечер, словно много лет назад, до того как политическая жизнь Барака взяла верх над личной. Мы все еще могли, даже будучи первой парой, чувствовать близость и связь, наслаждаться едой и спектаклем в городе, который оба так любили. Гораздо печальнее было разглядеть в нашем плане эгоизм, поняв, что для его исполнения потребовались часы дополнительной работы сотрудников службы безопасности и местной полиции. Это потребовало дополнительных усилий наших работников, сотрудников театра, официантов в ресторане, людей, чьим машинам запретили проезжать по Шестой авеню. Часть нашей новой ноши. От любых наших решений теперь зависело слишком много людей, чтобы хоть какие-то из них были легкими.